Непроигранное поражение: начало

С момента окончания Крымской войны прошло уже более 160 лет, но до сих пор она будоражит умы как историков, так и просто любителей истории. Связано это как с пересмотром причин войны, так и с пересмотром ее итогов, которые оказались не так однозначны, как в известной цитате Владимира Ленина: «Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России» или Фридриха Энгельса:

«В лице Николая вступил на престол посредственный человек с кругозором взводного командира XVII в. Он слишком торопился с продвижением к Константинополю; разразилась Крымская война... Южнорусские степи, которые должны были стать могилой вторгшегося неприятеля, стали могилой русских армий, которые Николай со свойственной ему жестокой и тупой беспощадностью гнал одну за другой в Крым вплоть до середины зимы. И когда последняя, наспех собранная, кое-как снаряжённая и нищенски снабжённая продовольствием армия потеряла в пути около двух третей своего состава – в метелях гибли целые батальоны, – а остатки её оказались неспособными к сколько-нибудь серьёзному наступлению на врага, тогда надменный пустоголовый Николай жалким образом пал духом и, приняв яд, бежал от последствий своего цезаристского безумия... Царизм потерпел жалкое крушение, и притом в лице своего внешне наиболее импозантного представителя; он скомпрометировал Россию перед всем миром, а вместе с тем и самого себя – перед Россией».

На мой взгляд Крымская война показала только одно: Россия не может одержать победу над коалицией Франции, Англии, Турции и Сардинии (заметим, что две из четырех перечисленных стран – промышленные супердержавы того времени), а у союзников не получается нанести разгромное поражение России.


Заседание в Палате Общин в Вестминстере, 1835 год. Литография 1830-х годов.

Вообще это была странная война, причем у всех участников (кроме, может быть, сардинцев) она оставила неоднозначные воспоминания. Действия же всех стран-участниц на первый взгляд просто необъяснимы. Например, такой факт: в начале Крымской войны руководство Русской Америки (Аляска) и Британской Колумбии (Канада) заключили пакт, согласно которому они на все время конфликта оставались нейтральными друг относительно друга. Как так, спросит читатель? Почему? А дело в том, что и русские, и англичане всерьез боялись продвижения американцев в эти районы с последующей аннексией владений и Британской Колумбии, и Аляски.

Отдельной проблемой, и это видели и англичане и французы, была недосягаемость для военных действий основных ресурсных центров Российской империи – Урала, Нечерноземья, Поволжья. Это говорило о том, что опыт колониальных кампаний в Африке, Индии, Китае в известной степени просто бесполезен для союзников, и им придется изобретать какую-то новую стратегию. К тому же Франция и Англия не имели общей границы с Россией. Австрия с одной стороны, а Пруссия с другой ограничили основные театры военных действий Черным и Балтийским морями. Природные условия сделали малопригодным нападение со стороны Белого и Баренцева морей, Китай и Средняя Азия не давали ударить по Сибири. При этом – любое передвижение масс войск по территории Европы пугало нейтральные страны, от Швеции до Австрии, переброска серьезных эскадр на Тихий океан вызывало нешуточное беспокойство тамошних держав, начиная от США, и заканчивая Китаем.

Еще одна головная боль – это народонаселение России, и как следствие – ее мобилизационные способности. На 1854 год в России проживало 70.6 миллионов человек, тогда как во Франции – 36.3 миллиона, а в Великобритании – 27.68 миллионов. Собственно все попытки привлечь к конфликту на стороне союзников Австрию с ее 31-миллионым населением – это, согласно английским и французским документам, попытки превзойти Россию в мобилизационном ресурсе. И опять-таки, пример Цинского Китая с его 360-миллионым населением не подходил, ибо развитие армий и технологий в России в сравнении с ведущими европейскими державами было примерно одинаковым.

Вообще, тут стоит остановиться на таком мифе, как «Россия николаевского времени – отсталая держава». Все знают эту фразу-маркер из школьных учебников: «к середине XIX столетия промышленное отставание России (особенно в машиностроении и металлургии) от западных стран, прежде всего, Англии и Франции, лишь увеличилось. Так, в начале XIX в. производство российского чугуна достигало 10 млн. пудов и примерно равнялось английскому. Через 50 лет оно выросло в 1,5 раза, а английское - в 14 раз, составив соответственно 15 и 140 млн. пудов. По этому показателю страна с 1 - 2 места в мире опустилась на восьмое. Отрыв наблюдался и в других отраслях. В целом, по размерам производства промышленной продукции Россия к середине XIX в. уступала Франции в 7,2 раза, Великобритании - в 18 раз».

Если же посмотреть данные на 1850 год, то мы увидим следующую картину:

Англия – выплавлено 140 миллионов пудов чугуна, добыто 49 миллионов тонн каменного угля.
Франция – 23 миллиона пудов чугуна.
Пруссия – 13 миллионов пудов чугуна и 6.7 миллионов тонн угля (включая сюда и Рур с Силезией).
США – 25 миллионов пудов чугуна.
Россия – 15 миллионов пудов чугуна.

Вывод из вышеприведенных данных простой – по сравнению с Англией все страны можно назвать отсталыми по параметру выплавки чугуна и добычи угля. Согласитесь, одно дело сказать, что Россия – отсталая, а другое – что Россия чуть уступает Франции и США в экономическом развитии, и чуть превосходит Пруссию.

 Вообще же, если говорить о военном компоненте, в планировании перевооружения армии в межвоенный период допустили ошибки все без исключения страны. Так, в 1849 году начальник штаба морской артиллерии и глава Норской военно-морской базы Роял Неви, адмирал Генри Чедс безаппеляционно заявил: «я думаю, железо никогда не сможет заменить дерево в деле строительства кораблей и создания оружия». Еще раз. На секунду. Представитель передовой промышленной державы, находящийся на высоком посту, заявляет, что прогресс железа еще слишком слаб, и вряд ли оно в ближайшее время может вытеснить дерево. Если так считали и говорили английские военные, то почему российские должны были считать по-другому?


Портрет Николая I, 1852 год. Масло, холст. Художник Франц Крюгер. Эрмитаж.

Использование же новейших вооружений – вообще отдельная тема. Во-первых, значительная часть произведенной техники была просто сырой, и испытывала детские болезни роста. Как тут не вспомнить о знаменитых британских блокшипах – переделанных из парусных линейных кораблей паровых линкорах, отличавшихся малой автономностью, скоростью ниже, чем у парусных судов, и малополезных в реальном бою. На переделку этих старых 74-пушечников «Эдинбург», «Аякс», «Бленхейм» и «Хог» в паровые 60-пушечные блокшипы изначально требовалось 200 тысяч фунтов, однако если «Аякс» был переделан всего за 44500 ф.ст., то «Бленхейм» уже за 74800 ф.ст.  Самое смешное, что дорогущий «Бленхейм» совместно с «Аяксом» оказался тихоходным, имея скорость на паровой машине всего в 4-5 узлов, а на парусах – не более 6 узлов. Вторая пара – «Хог» и «Эдинбург» оказалась более быстроходной – 6 узлов на машине, и 8-9 – под парусами.

Но мало создать новые образцы вооружения, надо их уметь использовать, разработать тактику применения, а с этим тоже были огромные проблемы. Оказалось, что новшества в технологии в начале войны были скорее помехой, чем подспорьем для адмиралов и капитанов. Как пример – знаменитые маневры 8 августа 1853 года на Плимутском рейде. Попытки поставить в одну линию парусные корабли и паровые суда привели к куче-мале, ибо из-за дыма капитаны не видели сигналов флагмана. Из-за этого столкнулись два фрегата и пароход. Команда линейного винтового корабля «Sans Pareil» сломала машину, оказалось, что кочегары напились, и вместо угля начали кидать в топку чугунные чушки. В конце учений пароходы вообще прогнали на подветренный борт, поскольку из-за их дыма ничего не было видно.

Главная изюминка учений – прорезание линии противника. Этот маневр смог исполнить только винтовой линкор «Agamemnon», но остальных (парусных кораблей) ему пришлось ждать слишком долго, и поэтому «Agamemnon» надо было отходить, чтобы не попасть в окружение и избежать атаки с двух бортов. Парусные корабли, кстати, шли на буксире у паровых, ибо паровые суда Адмиралтейство рассматривало исключительно в качестве буксиров основных кораблей к линии противника. Стрельбы были на следующий день. Оказалось, что артиллеристы с разных кораблей имеют очень неравномерную подготовку. Лучше всех выступили малые корабли. Хуже всех - линкоры, исключая «Agamemnon» и «Duke of Wellington».

В общем, как видно было из написанного – поговорить есть о чем. Поэтому давайте начнем с самого простого – а как вообще началась Крымская война?

Начало войны

Осенью 1852 года правительством Николая I решался вопрос – как вести войну с Турцией. Вернее даже не так – а стоит ли вообще вести войну с Турцией? Дело в том, что в 1852 году началась черногорско-турецкая война. То, что черногорцы оказали помощь герцеговинским повстанцам - это еще турки могли как-то пропустить, но когда черногорский митрополит Данило, возвращаясь из России, заявил, что теперь он суверенный и независимый князь Черногории и Герцоговины, у османов вызвало сильное возмущение. Они решили, что это заявление спровоцировано и поддержано Россией, и султан без колебаний ввел войска в Черногорию. Война началась в ноябре 1852 года, и хотя турки имели 33400 штыков против примерно 10-12 тысяч черногорских, оказалась довольно упорной.

В феврале 1853-го в Стамбул прибыл личный посланник австрийского императора Франца-Иосифа граф Лейнинген, который от имени Австрии выдвинул туркам ультиматум:

1) Вывести из Черногории турецкие войска
2) Не преследовать и не наказывать принимавших участие в восстании и в войне
3) За уничтоженное и изъятое имущество выплатить компенсации пострадавшим
4) Заменить турецкое торговое судоходство у берегов Черногории австрийским (венецианским).

Таким образом, зимой 1853 года Россия и Австрия совместно выступили против Турции с дипломатическим демаршем, и это уверило Россию в том, что Австрия в принципе поддерживает Николая I в балканских делах.


Участники Венского конгресса 1815 г. Раскрашенная гравюра.

Вообще же русский царь был против раздела Турции, предпочитая иметь одного слабого соседа, на которого можно давить, чтобы отстоять свои интересы, чем множество соседей, которые могли бы вступать в альянсы, противные России. Однако после 1840-х создавалось впечатление, что развал Турции – дело пяти-семи ближайших лет. Понимая, какой клубок противоречий завязан на «Османском наследстве», царь попытался договориться с главными  фигурантами Восточного вопроса – Англией, Францией и Австрией. Что он предлагал?

- Англии - Египет и Крит.
- Австрии - в мае 1853 года предлагал аннексировать Боснию и Сербию, и повторил это предложение в январе 1854-го.
- Франции – занятие поселений  и торговые преференции в Сирии и Леванте.
- Россия же по мысли Николая I получала Дунайские княжества и Болгарию до Адрианополя включительно. От Константинополя царь отказывался, и это логично, имея Болгарию - там все пару переходов до Проливов.

Основной ошибкой было именно начало подобного обсуждения. То, что Николай видел, как гипотетический разбор ситуации, Европа восприняла как детально проработанный план, и готовность России к подобному разделу. Надо сказать, что во многом этому поспособствовали сами русские. Традиционная двойственность русской политики на Востоке сильно нервировала все без исключения сопричастные державы.

Например, Николай неоднократно заявлял английскому посланнику Гамильтону Сеймуру - «лучшее средство обеспечения стабилизации Османского правительства состоит в том, чтобы не предъявлять ему чрезмерные требования, оскорбляющие и уничтожающие его независимость». Но когда в Стамбул прибывает миссия Меншикова – Россия начинает с угрозы войной, предъявляя именно чрезмерные требования. При этом на Дунае были срочно мобилизованы и поставлены под ружье три русских корпуса, готовые к тому, чтобы перейти границу с Османской империей. Кроме того, в славянских пашалыках Оттоманской Порты во всю орудуют русские эмиссары и разведчики, подстрекая окраины Турции к бунтам.

То есть с одной стороны Россия заявляет о сохранении Турции, а с другой – способствует ее распаду. Такая двойственность русской политики дала возможность Пальмерстону заявить в парламенте: «У русских всегда две реальности. На словах - они за мир во всем мире и умеренность, и объявляют они об этом и в Петербурге и в Лондоне. А вот на деле - проводят активные спецоперации с помощью своих агентов. Если их агенты преуспевают где-то - Петербург объявляет это свершившимся фактом, и говорит, что не может поступиться такими результатами, ибо это противно русской чести. Если агенты терпят неудачу - отрицается всякая их связь с Петербургом, они объявляются местными патриотами или отщепенцами, и вообще сообщается, что послали их не с тем, и что они нарушили данные им инструкции».

Обострение Восточного вопроса происходило на фоне острейшего политического кризиса в Лондоне и Париже. Хлипкое коалиционное правительство было сформировано в Англии только в декабре 1852 года, и оно было очень непрочным. Чарльз Гренвилль писал в своих мемуарах: «В нынешнем кабинете пять или шесть первоклассных политиков, но ни один из них не готов признать превосходство другого, и каждый из этих пяти-шести человек считает себя более важным, нежели премьер». Джеймс Грэхэм добавлял: «У нас сильный кабинет, но он требует сильной руки и хорошего управления». К сожалению, премьер-министр Абердин был слабым руководителем, и в результате стал подстраиваться к большинству.


Американская карикатура «Пустая тарелка», 1853 год. У английского льва нож с надписью «Расчленение Турции». Индейка-Турция заглядывает с улицы: «До чего же грустны! А я ни на что не жалуюсь!».

Одновременно с этим, 2 декабря 1852 года произошел переворот во Франции - Наполеон III стал императором, и как к этому относиться другим странам – было совершенно непонятно. Пальмерстон по собственной инициативе послал приветственные поздравления «новому императору французов», чем заслужил резкую отповедь лорда Шефтсберри, который вообще требовал начать против Франции военные действия, ибо над Европой нависла угроза «нового Наполеона».

В общем-то, в этой ситуации решение Восточного кризиса легло на плечи дипломатов в Стамбуле. Война еще далеко не была предрешена, даже Наполеон III, хотя и поднял вопрос «о Святых местах», легко от него отказался, более того - признавался в своей полной симпатии к «лояльнейшему Николаю I», а русский посол в Париже Киселев передавал, как «сердечно относится» российский император к благороднейшему французскому. В момент начала Восточного кризиса русский посол встретился с Наполеоном. После обсуждения вопроса о воинственно настроенной прессе в обеих странах, разговор перешел на более серьезные проблемы, и Киселев на основании обсуждения сделал вывод о том, что лучшим средством достижения мирного исхода конфликта французский император видит международную конференцию и конгресс, призванные зачеркнуть «оскорбительные для Франции» положения Венского конгресса 1815 года. То есть оказалось, что «спор о Святых местах» был только предлогом, и Франция увязывала решение Восточного кризиса с отменами деклараций «Священного Союза».

Так почему же все-таки война началась?

Тут множество причин, и вот некоторые из них.

1) Неумение организовать дипломатическую работу, и вообще - реально определить свои интересы. Это касается всех стран-фигурантов Восточного кризиса.
2) Страхи и взаимные подозрения между великими державами.
3) Уход плеяды опытных  политиков времен наполеоновских войн, и как следствие - «военный зуд» у «молодой школы».
4) Отдача большого количества полномочий британскому поверенному в Турции Стратфорд-Редклифу, и его фактическая автономность от британского МИДа.
5) Отсутствие опыта в решении острых конфликтных ситуаций в дипломатии.
6) Утрата коллективной ответственности за судьбы мира (опять-таки ушли те, кто были вдохновителями Венского конгресса).
7) Слишком большое количество индивидуалистов в политике, решавших под прикрытием обострения ситуации и войны свои личные, в том числе и денежные, дела.

Отдельно стоит упомянуть и поведение российского чрезвычайного посланника Меншикова, который просто попрал на приемах все дипломатические нормы и традиции османов. Во время переговоров Меншиков предъявил туркам ультиматум, ставящий под сомнение дееспособность турецкого правительства и вообще в более широком смысле – независимость Османской империи как суверенной державы. Он потребовал от турецкого султана в пятидневный срок заключить с Россией договор, содержащий гарантии интересов России на Святой Земле и передающий православное население Османской империи под особое покровительство российского императора. 22 мая 1853 года султан отказался удовлетворить эти условия. Далее слова Меншикова: «Отказ Турции дать гарантии православной вере создаёт для императорского правительства необходимость отныне искать её в собственной силе», и далее посол России разрывает отношения с Турцией.


Британский флот, назначенный для действий против Балтики, покидает Спидхэд. 1854 год. Раскрашенная литография 1854 года.

3 июля 1853 года русские войска входят в Валахию и Молдавию. Николай на полном серьезе надеялся этой демонстрацией силы склонить турок к принятию русских условий. В конце-концов, ведь русские уже занимали Дунайские княжества в 1849-1851 годах, и никакой большой войны не началось, рассуждали в Петербурге.

Но проблема, как мы говорили, на этот раз была именно в двойственности русской политики. Французская и английская стороны вдруг поняли, что предварительные договоренности с Петербургом мало стоят, и что у русских есть желание решить вопрос силовым путем, а не с помощью дипломатии и международной конференции.

И опять проклятая двойственность… Если уж решили воевать – надо было это делать быстро и решительно, но от десанта на Босфор и занятия Дарданелл, отказались, и, сделав первый шаг по вводу войск в Княжества, приняли абсолютно оборонительную, выжидательную позицию, что позволило англичанам, французам и туркам принять ответные меры.

9 октября 1853 года Турция, уверившись в поддержке Англии и Франции, потребовала от русских вывести войска из Дунайских княжеств. 16 октября 1853 года, после отказа Петербурга выполнить турецкие требования, султан объявил войну России.

30 ноября 1853 года произошла Синопская битва. Реакция на Синоп в Стамбуле: «англичане меланхолично обдумывают итоги Синопа», тогда как французы «предаются ликованию». По предложению английского посла в Турции Стрэтфорда де Редклифа Высокая Порта запретила вообще «разговоры на темы политические, включая Синоп, на базарах, в кофейнях, чайханах и пр.», чему турки «предавались с упоением».
 
Кроме того - небывалый по силе ветер, начавшийся в районе Босфора, нанес еще дополнительные потери туркам: 30 ноября - 2 декабря 1853 года он просто выбрасывал суда на берег. Собственно, в этой ситуации турки чуть не приняли русские условия. Появись наши корабли после Синопа перед Босфором – и история пошла бы по другому пути. Это была главная ошибка Николая после Синопа. Письмо царя Меншикову от 3 декабря 1853 года, сразу после Синопа: «Думаю, что большим действиям флота конец и отдых. Кажется, что 4-х фрегатов и обыкновенных пароходов у нас теперь, должно быть, довольно, когда главной неприятельской эскадры более не существует. Ежели точно англичане и французы войдут в Черное море, с ними драться не будем, а пусть они отведают наших батарей в Севастополе, где ты их примешь салютом. Высадки не опасаюсь, а ежели бы попытка и была, то, кажется и теперь отбить их можно. В апреле же будем иметь всю 16 дивизию с ее артиллериею, бригаду гусар и конные батареи, более чем нужно, чтобы заставить их хорошо поплатиться.» Опять проклятая двойственность русской политики!

А далее последовала реакция Англии и Франции. Вот реакция англичан. «Иллюстрейтед Ландон Ньюс»,  от 2 декабря 1853 года: «small egg of victory, not worth the lusty cackle» («незначительная победа, не соответствующая громкому кудахтанью о ней»). Более того, в той же газете сообщалось - наверное, царь Николай реально заслужил хоть одну громкую победу в войне, которая явно началась для него неудачно.

Часть газет говорили о том, что «сражение было нечестным», ибо «Николай воспользовался беспомощностью турецкого флота». «Навал Кроникл» сообщила, что никакого Синопа не было бы, если бы в Черном море был английский флот. Вот в принципе и вся реакция.

А вот другая сторона Синопского сражения, о которой у нас часто просто не знают, оказалась действительно важной. Собственно, после Синопа оппозиция объявила, что премьер Абердин имеет тайные договоренности с Николаем, и собственно один из виновников Синопского боя - именно он. Пресса по сути обвинила премьер-министра Англии в том, что он немного шпион Николая. Более того, даже принц Альберт Саксен-Кобург-Готский (муж королевы Виктории) - тоже шпион русского царя. Договорились даже до того, что «принц, будучи немцем, не способен относиться к событиям в мире с точки зрения английского либерализма». 


Балаклава. Май 1855 года. Железная дорога вдоль залива. Из альбома В. Симпсона. 1855 год.

Реакция Франции. 5 декабря 1853 года французский посол от имени Англии, Австрии и Пруссии обратился к султану - какие он видит выходы из сложившейся ситуации? По мысли посла Англия, Франция, Австрия и Пруссия должны были стать посредниками между Турцией и Россией.

Но тут во Францию приходит весть о Синопе. Кажется, что Николай всех перехитрил, и теперь заключит мир без посредников. Получается, что Франция остается с носом. Более того, в мыслях Наполеона III русские эскадры уже идут к Босфору и русские войска высаживаются в Стамбуле.

17 декабря 1853  года английский посол при французском дворе имел разговор с Наполеоном III, после чего немедленно сообщил министру иностранных дел: «Французское правительство полагает, что Синопское дело, а не переход через Дунай, должно бы быть сигналом к действию флотов». Не успел министр опомниться, как посол известил его, что французский император снова его призвал и прямо заявил, что нужно «вымести с моря прочь русский флаг» и что он, император, будет разочарован, если этот план не будет принят Англией. Мало того, Наполеон III приказал своему министру иностранных дел графу Валевскому дать знать в Лондон, что если Англия даже откажется ввести свой флот в Черное море, то всё равно французский флот войдет туда один и будет там действовать так, как найдет нужным.

Естественно, это был блеф. Но этот блеф сработал. Наполеон долго жил в Англии и знал психологию англичан. Они хотели участвовать в любом разделе любых территорий, ну и сильно вздрагивали от любых действий на море без их участия. И коалиция против России начала укладываться со скоростью курьерского поезда. Собственно, именно Синоп заставил англичан и французов забыть извечную вражду и объединиться против Николая I.

Продолжение следует.